Когда и почему Вы решили стать юристом?

Меня всегда интересовали вопросы политики, истории и международных отношений. Кумирами моей юности были государственные секретари США – Дин Эйчисон и Фостер Дюллз; оба они были юристами по образованию. В Америке, прежде чем поступить в юридическую школу, необходимо получить степень бакалавра, поэтому свой путь в юриспруденцию я начал с изучения истории в колледже Гамильтона. На третьем курсе меня пригласили в Париж – поучиться в Сорбоне. Для сына простого рыбака это было невероятным везением.

Юридическое образование и тогда, и теперь стоит очень дорого, поэтому прежде, чем вплотную заняться правоведением, я пошел на дипломатическую службу и провел два года в Саудовской Аравии в качестве американского вице-консула.

В годы моей молодости служба в вооруженных силах была обязательной. Поэтому, вернувшись из Саудовской Аравии, я вынужден был пойти во флот. Так я попал во Вьетнам.

Еще будучи на службе, я подал документы в несколько юридических школ и был принят в одно из самых престижных учебных заведений в этой области – юридическую школу Джорджтауна в Вашингтоне.

Вы долгие годы работали в органах законодательной и судебной власти США. Расскажите подробнее об этом этапе своей карьеры.

После окончания юридической школы меня взяли помощником федерального судьи Стэйнли Блэра – на этой должности я получил ни с чем не сравнимый опыт. Потом я работал юрисконсультом в Министерстве юстиции – в Антимонопольном департаменте Вашингтона, где занимался делами, связанными с международным правом.

Перейдя на работу в Сенат, я получил должность в подкомитете по патентам, торговым маркам и копирайту. Я принимал непосредственное участие в разработке трех важнейших законопроектов – антитрастовой реформе, пересмотре закона об интеллектуальной собственности 1976 года и принятии акта об оплате адвокатов, специализирующихся на гражданских правах. Этот закон помог афроамериканцам добиться равноправия с белыми.

После того, как в 1980 году большинство в Сенате получили республиканцы, меня повысили до руководителя подкомитета, который организовал множество важных мероприятий, касающихся интеллектуальной собственности. Мы инициировали процесс подписания Соединенными Штатами Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений – основного международного договора в этой сфере. В 1985 году меня назначили Государственным регистратором, т.е. руководителем ведомства по защите интеллектуальной собственности, и это существенно помогло мне закончить процесс присоединения США к Бернской конвенции. Ее подписание являлось важным историческим событием – Государственные регистраторы добивались этого около ста лет. Я был избран Президентом Дипломатической конференции, которая приняла Договор о защите интегральных схем, который в 1994 году был включен в знаменитое GATT/TRIPS – Генеральное соглашение по тарифам и торговле / Соглашение по торговым аспектам прав на интеллектуальную собственность. Мы также начали процесс пересмотра Бернской конвенции, который был закончен в 1996 году принятием в Женеве двух новых договоров – Договора Всемирной организации интеллектуальной собственности по авторскому праву и Договора Всемирной организации интеллектуальной собственности по исполнениям и фонограммам.

Государственные служащие, даже самого высокого ранга, получают намного меньше, чем юристы, имеющие частную практику. Материальные вопросы не стояли для Вас на первом месте?

Все, что я перечислил ранее – это лишь наиболее заметные вехи моей карьеры. Будучи чиновником, я имел возможность менять мир к лучшему, и я не смог бы добиться подобных результатов, работая в частном секторе. В молодости мне гораздо больше нравилась идея служения общему делу, нежели частным интересам. На настоящий момент я отработал в адвокатуре 14 лет и должен сказать, что и защита интересов отдельных граждан и организаций имеет огромное значение. Я чувствую глубокое профессиональное удовлетворение от сотрудничества с Dechert – международной юридической фирмой, где собралась потрясающая команда юристов. Когда я работал на государство, мне много раз приходила мысль об увольнении – в том числе из-за сравнительно небольшой зарплаты. Но меня очень поддерживала моя семья, и я оставался на службе вплоть до того момента, когда мои дочери поступили в университет. Как я уже говорил, высшее образование в Штатах – удовольствие не из дешевых, так что мне буквально пришлось перейти в частный сектор.

Как Вы считаете, каковы главные результаты Вашей работы в Сенате США?

Когда мы только начинали свою работу, вопросы интеллектуальной собственности находились на задворках юриспруденции и не считались чем-то важным. Теперь это одна из основных отраслей права, важность которой понимают все – от Президента до последнего клерка.

Расскажите о своей работе Главным советником Подкомитета Сената по патентам, копирайту и торговым маркам. Каковы Ваши достижения на этом поприще?

За время моей работы мы подписали шесть важных поправок в законодательство, касающееся интеллектуальной собственности. Кроме того, мы провели первые за 50 лет слушания по вопросам соблюдения принципов Бернской конвенции. Также мы были первыми, кто всерьез занялся разработкой нормативных актов, касающихся цифровой революции.

Будучи Государственным регистратором, Вы учредили Международный институт копирайта. Каковы цели этой организации?

Наш институт занимается повышением квалификации иностранных судей, юристов, государственных чиновников и представителей силовых стурктур. Очень важно, чтобы они понимали, насколько их собственное мировоззрение важно для охраны интеллектуальной собственности. Лицензированная продукция подчас не может конкурировать с пиратскими копиями, а это приводит к тому, что авторам невыгодно заниматься творчеством. Так что правительства, желающие сохранить свой национальный язык и культуру, могут и должны помогать им, борясь с пиратством. Только в этом случае артисты, авторы песен, программисты и т.п. смогут зарабатывать себе на жизнь с помощью творчества. Радует, что наши идеи находят все больше и больше понимания по всему миру.

Какое влияние оказало подписание Бернской конвенции на защиту интеллектуальной собственности в США?

Во-первых, это помогло выдвинуть вопросы копирайта на передовые позиции на международной арене. Во-вторых, нам удалось покончить с «самодеятельностью» США. На протяжении двух веков Конгресс пытался разрешить противоречия между внутренним и международным законодательством в сфере интеллектуальной собственности. Теперь он вынужден согласовывать каждый свой шаг с предписаниями Бернской конвенции.

Как бы Вы охарактеризовали текущее положение дел в сфере интеллектуальной собственности в США?

Цифровая революция является серьезным вызовом для юридического сообщества. Но наши суды, кажется, в состоянии противодействовать незаконному распространению файлов – на настоящий момент это самая сложная проблема. Новые технологии несут как угрозу безопасности баз данных, так и защиту от них, а также совершенно новые, уникальные возможности в сфере музыки и кино. Мой прежний начальник, сенатор Матиас, как-то заметил, что технологии, которые создают проблемы, обязательно помогут их решить. Я уверен, что это пророчество сбудется.

Каковы основные тенденции на мировом и американском рынках юридических услуг в сфере защиты интеллектуальной собственности?

С развитием Интернета комплексная защита копирайта по всему миру будет пользоваться все большим и большим спросом. Думается, что юристы со знанием иностранных языков, к тому же имеющие контакты за рубежом, будут весьма востребованы.

Что бы Вы посоветовали юридической фирме, занимающейся вопросами защиты интеллектуальной собственности?

Комплексное обслуживание – это основа основ успеха в нашем деле. Вам следует знать не только авторское и патентное право, но и торговое, и процессуальное. Вам надо уметь работать с государственными службами и с силовыми ведомствами, знать все ходы и выходы в суде.

Что Вы думаете о проблемах копирайта в таких странах, как Китай и Россия?

Я думаю, что российское и китайское правительства скоро поймут, насколько соблюдение прав, как зарубежных, так и местных авторов важно для развития экономики и культуры их собственных стран. Россия и Китай имеют авторов мирового класса – это блестяще образованные, умнейшие люди, и если им не давать развиваться, то последствия могут быть очень печальные. Один из китайских государственных деятелей недавно сказал нынешнему Государственному регистратору США Марибет Петерс: «Китай будет защищать авторские права только тогда, когда это будет выгодно Китаю». Я считаю, что это время настало – причем не только в Китае, но и во всем мире.

Есть ли у Вас какие-либо хобби?

Мне нравиться читать. Кроме того, я увлекаюсь теннисом, сквошем и бадминтоном. Я люблю работать с деревом; занимаюсь садом, домом, плаваю на лодке. В Юридической школе Джорджтауна я преподаю три курса, так что на большее у меня просто не хватает времени.

Доводилось ли Вам бывать в России?

Прошлым летом я ездил в Санкт-Петербург. Это великолепный город, и он мне очень понравился. В прежние времена я дважды посещал СССР с официальным визитом – как Государственный регистратор. Я встречался с правительственными чиновниками, включая министра культуры, и участвовал в семинарах с юристами и писателями. У нас была неофициальная встреча с известным русским поэтом, который читал нам свои стихи. У него был глубокий и проникновенный голос, и хотя я не понимал ни слова, меня изумила красота русского языка. В Ленинграде я также встречался с известным оперным композитором. Он был потрясен отношением министра культуры к творческому процессу. Они дали ему 50 тысяч долларов и велели написать оперу о матери-героине. У нее было 11 детей, но она не пропустила ни одного рабочего дня, ни одного партийного собрания. Она готовила три раза в день для своей семьи, а по вечерам ходила помогать в сиротский приют. И, разумеется, она всегда была верна своему мужу. «Как я могу написать оперу о такой женщине?! – воскликнул композитор. – С ней же никогда ничего не случалось!». Но пятьдесят тысяч он взял.